 |
Люка сидела в тени небольшого триштана и
готовилась сажать огород. Она ленилась,
но знала, что огород понадобится, и нехотя
рыхлила землю копалкой. Земля рыхлилась.
Листья триштана, длинные, как штанины,
болтались на ветру и задевали Люку по
голове, не больно, а даже приятно.
Тут сзади послышалось чмоканье. Люка обернулась, уже догадываясь, кого увидит. К ней подходила Кавова, мягкая, с шерстью, как у кошки, очень красивая. В мохнатых глазах Кавовы блестела слеза. Люка так и думала, что Кавова чем-то расстроена, иначе бы она тише чмокала из-за спины. -- Здравствуй, Кавова! -- сказала Люка, положив копалку и отряхнув лапы. -- Здравствуй, Люка! -- сказала Кавова и захотела целоваться. |
Они закрутили соловьяку, и та стала петь и играть мукузу. Достали блюкву. Люка повеселела и подумала, что Кавова просто по ней соскучилась, потому и чмокала за спиной. А огород подождет. Очень долго он ждать не может: вдруг посыплется снеб, но совсем не очень долго он подождет.
Кавова пила блюкву и тоже веселела рядом с Люкой, и сказала:
-- Ах! Этот проклятый Бубак.
-- Бубак? -- спросила Люка.
-- Бубак, -- сердито повторила Кавова и стала его ругать. А Люка нежилась. Послушав Кавову, она сразу согласилась про себя, что Бубак в этом случае был неправ, хотя и не знала, чего еще от него можно ждать: Бубак и Бубак. Бубак может щелкать и бубачиться, а все другое ему дается с трудом, даже если б он захотел: у него в голове требещат бубаталки. Но поскольку из-за этого, по-видимому, все и вышло, Люка сняла с головы штанину и рассудительно подтвердила:
-- И правда Бубак.
Кавова обрадовалась:
-- Да? Ну, пока! --
шевельнула длинным пушистым хвостом и исчезла, унося с собой веселый запах блюквы. Горсть снеба упала Люке за шиворот. Она вздрогнула и потянулась к копалке. Ей стало одиноко. Она порыхлила еще немного, и это было трудно, потому что земля делалась тверже, чувствуя лень. В конце концов земля стала такая твердая, что у Люки опустились лапки. Люке было стыдно вставать, но она встала, опять сбросила штанину с колючей головы и потащилась сама не зная куда -- когда это только начиналось, она очень боялась одиночества. Лапы сами выбрали за нее путь. На маленьком волмике сидел Квака. У него был сумрачный вид.
|
-- Привет, -- отозвался Квака угрюмо. У него характер ходил кругами.
У Люки защемило сердце. Вдруг Квака так горько сидит, потому что на него тоже упал снеб?
-- Квака, -- спросила она, -- ты что, боишься, что пойдет снеб? Ты страдаешь от одиночества?
-- Нет, -- сказал Квака.
-- Тогда я пойду. Ничего? -- спросила Люка.
-- Ты можешь идти, а можешь оставаться, -- вздохнул Квака. -- Поверь, мне все равно. Я тут совсем один... мне уже никто не поможет...
Люка про себя подобрала к Кваке рифму. Она сердилась, но знала, что ей сейчас станет жалко Кваку; так и случилось. Она знала, что Квака это тоже, конечно, знал.
-- Как тебе помочь? -- спросила Люка.
-- Мне никак не помочь. Ключик заржавел. Поверь, мне все равно.
Всякий знал, что Кваку надо аккуратно похвалить, и от этого в нем вертится ключик, подтягивая пружину. После этого Квака громко бвугает, бвагает, и на это смотреть весело. Потом он роет землю, а потом быстро-быстро скачет на лапках, которые торчат у него из пуза. Он скачет к Кувакам и Квикам, которые на ниточках, и у них есть блюква, а бывает, что несколько других Квак уже ждут и бвагают там.
Люка так и поступила, хотя не была уверена, что Кваке от этого польза (кто знает, как им помогают по-настоящему), и прекрасно понимала, что, когда Квака ускачет, ей станет еще хуже. Может быть, стоило, пока не поздно, пойти сажать огород? Но Люка и тут поленилась, и все-таки осталась посмотреть, как Квака будет бвугать и бвагать, а потом он ускакал, и на колючую голову Люке упал еще снеб.
Внезапно Люка догадалась, что все еще можно поправить. Она отряхнулась и побежала быстро-быстро искать свою маму.
 |
-- Я ухожу за речку, Люка. Ложись спать, -- сказала она.
-- Мама! Я хочу спросить у тебя про огород, -- заволновалась Люка.
-- Люка, это глупости. Никто не может посадить огород, и ты его не посадишь. Я уже холодная. Посмотри, сколько снеба. Сейчас я уйду за речку, а ты спрячься в дом и спи. Когда ты проснешься, меня не будет, и ты не волнуйся, я просто уйду за речку. У меня там дела.
Снеб вдруг повалил валом. Мама что-то еще сказала, но Люка ее не услышала. Она и не видела ничего, только шла к маме, разгребая руками снеб, но, наверное, прошла мимо. Тут ее сморил сон.
Открыв глаза, Люка увидела, что лежит на опрятном белом бивуанчике. К ней подошла Кавова, поморгала мохнатыми глазами и улыбнулась.
-- Ты проснулась? -- спросила Кавова очень ласково, так, как только Кавова одна и могла.
-- Неужели ты меня нашла? -- изумилась Люка. Она никогда бы не подумала, что Кавова решится ради нее на такое дело.
-- Да! Я разгребала снег вот этими лапками! -- Кавова взмахнула изящными пушистыми павчаточками. -- И теперь мы с тобой пойдем сажать огород вдвоем.
-- Неужели это может быть? Ведь никто, никогда... Кавова, так не бывает! Вдвоем с Люкой делают самые разные вещи, но никто не хочет сажать огород вдвоем!
-- Не вдвоем, а втроем, -- послышался приятный веселый голос, и откуда-то сбоку возник Квака, судя по всему, в прекрасном расположении духа. -- Я тоже решил сажать огород! И я уже нашел отличное место.
Люка не верила своему счастью. Правда, она знала, что ее место лучше, но втроем можно посадить огород где угодно. Кавова и Квака смотрели друг на друга и улыбались. Они подошли друг к другу поближе, как бы для чмока, и тут начали превращаться.
Люка затрещала от ужаса.
|
-- А скажи, -- окончив превращаться, спросила
двухголовая Гавцуза, -- ловко я тебя окружила
со всех сторон? -- и она принялась на глазах
у Люки сучить свои всубы.
-- Уходи, плохая Гавцуза, -- жалобно плакала Люка, -- я тебя не люблю. -- А я тебя сошмякаю, -- сообщила Гавцуза, -- как я уже сошмякала твою забавную маму. А ты-то вздумала, она ушла за речку, ха-ха! Воображаешь, Квака или Кавова по тебе попечалятся? Да они знай посиживают в тепле, пьют себе блюкву... |
Гавцуза расширила глаза, затрещала, убавилась и уморщилась. Люка еще не успела до нее дойти, как она превратилась в огромную груду снеба.
Место, которое нашла Люка, было лучше этой дурацкой груды. Но что, если Гавцуза не наврала про Люкину маму? Ведь насчет Кавовы и Кваки она, скорее всего, сказала чистую правду. Люка опустилась на шестереньки и стала с отвращением копать холодную груду. Одиночество холодило ее изнутри и было лучше чем страшное: Люка из-за него, как от поддержки верного друга, становилась прочная, твердая. Мама тоже была одна, даже когда к ней приходила Люка. И теперь Люка уже догадывалась, что под грудой снеба и дальше, глубоко под землей, мамин огород выпускает первые почки. Люка будет копать, а фулялки будут цвести, и из-под морозной корки на почве проклюнется мбуб и принесет к оземни что-нибудь удивительное, мбобудь или мабельзин. И тогда все Кавовы... и тогда Квака... ну мы же знаем.
