Смерть полицая

(Неоконченный рассказ)

Илья Звягин лежал в старом, но еще крепком, темном сарае. В плен он попал только сегодня, но уже успел пострадать от жестокой пытки. Лицо Ильи, до войны кружившее головы многим девушкам своими сказочными, небесными чертами, сильно изменилось после побоя: губы и нос были окровавлены, на всем лице появилось много синяков, а в темных волосах Ильи заблестели седые пряди, которых раньше у него не было.

Звягин не мог пошевелиться, так как любое движение приносило ему дикую боль, от которой хотелось кричать, выть, и даже плакать. Рубашка Ильи, сильно разорванная, вся испачкалась кровью и землей.

Рядом с Ильей лежали четыре пленных: Виктор Лукин, темноволосый парень лет двадцати, всегда веселый и жизнерадостный, 60-летний Николай Ефимович Овечкин, мрачный старик Аким Виноградов и Пестов, взятый в плен вместе с Ильей.

Все лежащие в сарае думали о разном: Пестов вспоминал родных, Овечкин искал выход из сарая, Виноградову не давала покоя мысль о том, когда их убьют -- завтра или позже, -- но все эти мысли сводились к чувству приближения смерти.

Да, все они боялись смерти. Да и кто ее не боится? Все боятся, но далеко не все могут перебороть в себе этот страх. Переборол в себе этот страх Виктор Лукин. Он был весел. Виктор смеялся, рассказывал смешные истории и пошлые анекдоты, пытаясь подбодрить этим товарищей. Но на него не обращали внимания, а старик Овечкин со слезами и укором в голосе сказал: "Прекрати, Виктор! Сейчас не время для шуток, да и место тоже неудачно выбрано."

Тогда Лукин обратился к Звягину, который, как казалось Виктору, был настроен как-то по-особому. Илья же в это время вспоминал всю свою жизнь, в которой у него было много хорошего и, честно говоря, немало плохого. Он лежал на спине неподвижно и смотрел в потолок, не обращая внимания на товарищей и ничего не слыша, кроме своего внутреннего голоса. Его терзали далеко не веселые мысли: "Эх, Илья Борисович! Кончена твоя жизнь! Но ты не бойся! Умереть надо достойно! Скоро в деревню должны войти наши. Но это будет только через 2-3 месяца, а умирать завтра. И никуда ведь от смерти не уйти, из сарая не вылезти. Но впрочем, каркать нечего. Может подвернется случай, сбежим... -- вдруг его мысли резко оборвались и сменились новыми. -- Но все же, как мог Клименчук нас продать? Я то думал, что он специально полицаем устроился... И все так считали и верили ему. И когда же он успел продаться немцам? Ведь раньше он таким не был. Я помню его, каким он был в 41-м. Мне было 17, а он лет на 10 старше меня. Нет, раньше он был другим. Но за последний месяц в нем произошли какие-то перемены."

Тут Илья прервал ход мыслей, услыхав обращение Лукина:
-- О чем думаешь, старик?
-- Я не старик, -- ответил Илья, -- мне и 20 нет. А если хочешь узнать, о чем я думаю -- подойди, а то вслух это говорить неловко.
Лукин подошел, хромая правой ногой.
-- Слушай, Виктор, -- сказал шопотом Звягин, -- никогда не прощу Клименчуку его предательство: ведь это он донес на нас немцам. Если я останусь жив, то отомщу ему.
-- А если я останусь -- я твой союзник. Давай теперь всем скажем. Кто останется жить -- тот и отомстит за всех погибших.

Это предложение все восприняли положительно, и лишь Пестов возразил:
-- Я все равно не верю, что выживу здесь, так что нечего и языком зря молоть.
Все дружно посмеялись над Пестовым, и через некоторое время после разговора вновь все пошло по-старому.

Этот рассказ написан (но не окончен) в 1989-м или
90-м году. Его сочинял сосед Паши Иванова,
мальчик лет девяти. Каким-то образом рассказ
попал к Паше и сохранился в бумагах.
Картинку нарисовала Люся Милько.

Назад, к оглавлению